Автор, ученый богослов, преподававший догматику в семинарии РПЦ МП, длинно и занудно, по-ученому, подтверждает и доказывает идею, давно высказанную мной в материале “Невидимая Церковь”:
1. Церковь Иисуса неодолима адом, поскольку не видна ему из мира: Иисус Сам, и только Он один лично знает всех и каждого, собранных вокруг Него по вере своей в Него – друг друга они могут не знать, и даже не знать точно сами, и не задумываться о том, принадлежат ли они к Истинной Церкви Иисуса или нет – это точно знает только Сам Господь, Духом Святым крестивший таковых в невидимом миру Рождении Свыше.
2. Ни одна религиозная организация, и для нас в первую очередь РПЦ МП, осуществляющая свою деятельность “на законных основаниях” и построенная на принципах формального организационного принудительного “единства” Церковью Иисуса не является и быть не может даже Ее частью, поскольку она является “организацией”, принадлежащей “миру сему”, а Церковь Иисуса по своей природе “не от мира сего”. Лишь сами верующие в Иисуса составляют Его Церковь – в том числе как члены мирских религиозных организаций, так и ни к каким “церквям” не принадлежащие.
Текст статьи Максима Вокина:
Тема этой статьи кажется довольной избитой. Но мы попытаемся дать строгое, «научное» обоснование тому, почему организация Московского патриархата не может являться Церковью. При этом мы воздержимся от того, чтобы привлекать к решению вопроса стандартные и хорошо изученные исторические источники1. Такой подход поможет лучше понять, с кем мы имеем дело: с заблуждающимся собратом или убежденным иноверцем.
Если сравнивать положение современных христиан с их византийскими собратьями, то нам при определении того, где есть Церковь, намного легче. Византийцам в решении этого вопроса приходилось изрядно потрудиться, пристально всматриваясь в детали той или иной богословской полемики, тогда как современным христианам, хотя и надо приложить некоторое усилие, но оно, в сравнении с распознанием древних ересей, минимально2. Оно буквально состоит в одном шаге: нужно знать, что Церковь невозможно определить с той же очевидностью, с какой определяется какой-нибудь предмет чувственного опыта3. Теперь постараемся раскрыть этот тезис.
Общеизвестно, что, согласно учению РПЦ МП, любое внешнее отделение от действующего епископата (как там выражаются, «канонического») есть сразу же (только по самому этому факту) духовное отделение от Церкви Христовой. Безусловно, для самих представителей РПЦ МП это вопрос веры и спасения. Таким образом, очевидно, что верой РПЦ МП является вера в то, что у Церкви есть необходимые и всем очевидные внешние признаки. Но почему у Церкви их не может быть? Потому, что Церковь – это обоженное Тело Христово, которое не может быть видимо плотскими и непреображенными очами. Ведь утверждая самодостаточный «внешний признак» Церкви, мы тем самым утверждали бы и то, что всякий человек, вне зависимости от его произволения и веры, уже знает, где есть Церковь. Иными словами, решение вопроса о «признаке» Церкви напрямую связано с православным учением о синергии, которое здесь можно подробно не обсуждать (коснемся мы его далее лишь в контексте нашей темы).
Для тех, кто в этот «внешний признак» не верит, остается только констатировать: его вера – это не вера РПЦ МП. Поэтому всякий сознательный христианин (понимающий, что Церковь не может созидаться на неправильной вере) должен заключить, что РПЦ МП Церковью не является по самой своей идее. Можно сказать, что она сама объявляет, что она – не Церковь. Ведь, объявив себя «каноничной» по одной лишь организации, она тем самым объявила, что истинной каноничности у нее нет, т.е. нет и Церкви (так как каноничность означает в данном случае церковность).
Таким образом, антицерковность таких организаций, как РПЦ МП, определяется очень просто, так как лежит на очевидной поверхности – им не надо даже изобретать какого-то особого еретического исповедания4. В чем эта основная ложь? В формально-организационном подходе к Церкви. Иными словами, как только вам предлагают простые, но чисто внешние доказательства того, что “Церковь у нас”, это означает, что вам предлагают какую-то подделку («продукт», идентичный натуральному).
Теперь обратим внимание на то, что, РПЦ МП традиционно связывают с таким богословским направлением, как экуменизм. Ведь если иное мировоззренческое направление этой организации («сергианство») вполне органично вписывается в догматизацию «внешних признаков» Церкви, то экуменизм, как кажется, совсем нет. Попробуем увидеть связь в вопросе формального подхода к Церкви между экуменизмом и сергианством.
Приведем такой образ: экуменизм и сергианство – это в отношении вопроса границ Церкви как близорукость и дальнозоркость. Экуменизм видит эти границы размытыми, а сергианство, наоборот, слишком (если так можно выразиться) четкими. Здоровое же зрение как не размыто (т.е. различает границы Церкви), так и не видит их слишком четко (в том смысле, что оно не претендует на видение, превышающее естество). Однако близорукость и дальнозоркость сходятся не только в том, что являются нездоровыми явлениями, но и в том, что они могут друг друга легко замещать5. Экуменизм и сергианство – это не просто неверные учения о границах Церкви, но ещё и неверные в одном и том же смысле, так как мерой этих границ поставляется человек. Для экуменизма эта мера сказывается в том, что способностям человека отказывают в постижении Истины, а в сергианстве человека утверждают в его способности, напротив, это сделать своими силами. Таким образом, экуменизм – это признание невозможности тварными силами познать границы Церкви, тогда как сергианство – учение о установлении тварными силами человека этих границ.
Следует отметить, что общее место как экуменизма, так и сергианства – отсутствие в их доктринах утверждения о том, что у Церкви нет необходимых внешних критериев, – исходит из неприятия православного понимания синергии, того, что Бог реально открывается человеку не без соизволения последнего6. Экуменизм не принимает этого учения потому, что в его доктрине Бог вообще реально человеку не открывается («деизм»?), а сергианство – так как, согласно ему, свободная воля человека не имеет перед Божественной волей своего суверенитета7.
Таким образом, даже откровенный экуменист может верить в “каноничность”8 РПЦ МП, не акцентируя внимания на том, что Церковь, по экуменическому учению, необходимых внешних критериев не имеет. В “каноничность” экуменист может верить точно так же, как он вообще верит в Бога. А верит он лишь в свои «личные религиозные чувства». Убежденный сергианин верит иначе. Для него “каноничность” – это объективный, не обусловленный личными ощущениями фактор Божественной жизни. Но даже при отсутствии консенсуса во взгляде на объективное присутствие Бога в мире, сергианин никогда не вступит в спор с экуменистом о “каноничности” — о том религиозном факторе, в котором они едины9.
Тот факт, что в РПЦ МП стали сосуществовать эти два течения (экуменизм и сергианство), не мог не повести и к тому, что в этой структуре появился новый тип “религии” (по преимуществу, в официозе), для которого характерно полное отсутствие живого религиозного чувства. Этот официоз свелся к чистой бюрократии и менеджменту, для которых на первом месте стоит сугубо внешнее развитие структуры — то есть «бизнес-модель»10. Именно такой официоз сегодня определяет лицо РПЦ МП.
Не только экуменисты органично принимают сергианскую идею “каноничности”11 (правда, понимая ее несколько иначе), но и, наоборот, сергиане органично принимают экуменизм (понятно, что в адаптированной форме), так как их “каноничность”, подразумевающая объективное присутствие Божие только в формальной стороне церковной организации, оборачивается тем, что они оказываются готовы и в других конфессиях находить это присутствие только потому, что там тоже наличествуют те же «объективные признаки» церковной организации12. Таким образом, у экуменистов обнаруживается религиозный объективизм – находящийся в их «личном чувстве», а у сергиан – религиозный субъективизм, который может процветать под сенью их “канонической” организации13. Через этот, с позволения сказать, субъективно-объективный фактор экуменисты и сергиане могут сосуществовать вполне дружно, рождая при этом каждый своих богов.
Мы не утверждаем, что у Церкви вообще не может быть внешних признаков (скорее, наоборот), но мы не принимаем того, что по ним необходимо определять место нахождения Церкви. Это принципиально разные вещи. Да, Церковь обладает внешними признаками, но не определяется ими14. Более того, если Церковь не сводится к «объективным» внешним критериям, то те, кто утверждает обратное, не просто погрешают в догматическом вопросе, но и прямо свидетельствуют о себе, что они не Церковь.
1 Кому интересно разобраться с историческими источниками, рекомендуем эту статью.
2 На наш взгляд, в основании любого отделения на догматической почве лежит постулирование именно внеличного формального признака Церкви. Если византийцам приходилось за «ворохом» богословских аргументов доходить до этой истины (почему они часто уже ее не эксплицировали), то в нашем случае все гораздо проще: РПЦ МП дает прямое обоснование своей нецерковности сама – через то, что провозглашает такой внешний признак к определению Церкви, который необходим сам по себе. Ведь провозглашая такую, как они выражаются, элементарную «каноничность», они тем самым утверждают, что все, кто в нее верить не может, не может верить и в них как Церковь. Иными словами, для того, кто не верит в то, что Церковь определяется через необходимый внешний признак, провозглашение этого равно самоличному признанию этой структуры в том, что она Церковью не является.
3 Можно привести такую евангельскую аналогию: во Христа как Сына Божия нельзя было поверить только лишь благодаря чудесам, которые Им совершались. Требовалось Откровение, наподобие того, которое получил ап. Петр. Однако Откровение о Христе (вполне сопоставимое с Откровением о Церкви) никак не может быть, именно как Откровение, поставлено в один ряд даже с чудесами Христа, как и благодатная вера не может быть поставлена в ряд с чувственным восприятием даже и «благочестивых» предметов (таких, например, как иконы).
4 Что не означает, что такого исповедания нет. Но мы в данном случае просто не входим в эту проблему.
6 Что, конечно, подразумевает ограничение Божественного всемогущества свободой человека. Как показывает в своих статьях еп. Григорий (Лурье), данное учение было нормативным для восточной патристики, в отличие, например, от западной (См., напр., в его статье Модальная логика Дионисия Ареопагита (опубликована под именем В.М. Лурье)).
7 В сергианстве можно встретить два, на первый взгляд, взаимоисключающих тезиса о том, что, с одной стороны, Бог Сам даёт необходимые формальные критерии Истины, почему человек не может их своей волей принимать или не принимать, а просто имеет с ними дело как с фактом, а, с другой стороны, что человек спасается своими силами (почему м. Сергий и мог утверждать, что он спасает Церковь).
8 Это традиционное для РПЦ МП понятие, под которым подразумевается примерно то, что выше мы назвали «необходимым внешним признаком (критерием)» Церкви.
9 Что, вероятно, не помешает ему поспорить с тем же экуменистом о какой-нибудь, к примеру, теории эволюции.
10 Тут религиозный принцип «необходимого внешнего критерия» просто перевернулся в обратную сторону, образовав не менее «каноничную» «религию» мирской власти. Этот тип «верующих» РПЦ МП, на наш взгляд, не изменяет принципиально природы того критерия, по которому каждый (вне зависимости от того, член он этой организации, или нет) может понять, что она не Церковь.
12 Данная идея, как нам кажется, хорошо нашла свое выражение в п. 1.15 «Основных принципов отношения РПЦ к инославию», под которую была подведена определенная практика чиноприемов в Церковь из инославия. Экуменизм в сергианстве – это, прежде всего, соподчиненность исповедания веры внешне-организационному принципу. Как сказали бы сами сергиане, объективным внешним критерием Церкви является как, например, историческое преемство хиротоний, так и преемство неизменной веры.
13 Эта субъективная сторона сергианства, сторонники которого «много говорят об аскетизме христианства, разумея под ним одно внутреннее самоусовершенствование» («Апология отошедших от митрополита Сергия»), в перспективе его объективной стороны («необходимого формального критерия» Церкви) очевидно являет патологическую («прелестную») суть этого феномена. Ведь такой аскетизм оказывается основанным на утверждении собственной церковности как очевидного для всех факта.
14 На наш взгляд, этот экклесиологический тезис коррелирует с известной истиной об отсутствии симметрии во взаимопроникновении природ во Христе и обоженных людях (человечество получает определения Божества, но не наоборот) (см. Максим Исповедник 2020, с. 294, п. 109), и подчеркивает факт тождества Тела Церкви обоженному Телу Христа. Эту же идею можно увидеть в применении преп. Максимом Исповедником образа раскаленного меча, которым он иллюстрирует не только сохранность во Христе действий двух Его природ, но и (что для нас важно подчеркнуть) всецелую «определимость» тварного нетварным (но не наоборот) (см. Там же, с. 294, п. 115).
Прошу не отождествлять мои идеи с идеями статьи “Невидимая Церковь”. В мою задачу вовсе не входило отрицать то, что у человека может иметься точное знание о том, где находится Церковь. Именно это знание и является основой его пребывания в ней. Кажется, я это в статье отразил.