Александру Ильинскому и ВСЕМ МОИМ ЧИТАТЕЛЯМ
Дорогой собрат Александр Ильинский видимо я сильно раздосадовал вас своей последней заметкой об Антонии Великом, коль скоро вы уже, что называется, отказываете мне ото дома: “их прихожих – храни нас, Боже!” Поскольку дорожу общением с вами, придется, видимо, объясниться. Возможно, вам стало казаться, что я циник и нигилист, намеренно старающийся опорочить и замазать грязью все святое и светлое, до чего только могу дотянуться, из зависти и неприязни.
Уверяю вас, что это СОВСЕМ не так, как вам кажется. Движителем моих размышлений, выливающихся в статьи, заметки и книги, является совсем-совсем другое, и можно даже сказать, что противоположное.
Объяснюсь.
Очень-очень много лет тому назад, практически с моего воцерковления, я столкнулся с необъяснимым для меня до сих пор и волнующим меня явлением греха – и с проблемой попытки осознать и понять, как грех может уживаться с верой в Бога в одном и том же человеке. Вывод, к которому я пришел тогда же, невместим для меня самого до сих пор – НИКАК. То есть, веровать в Бога и при этом грешить невозможно.
Наверно, эти мои утверждения многим покажутся странным эктримом, меня станут обвинять в прелести, смеяться и поносить, как это обычно бывает. Но что я имею в виду? Конечно, не привычные обыденные грехи, которые принято называть мелкими – они растлевают душу, пачкают ее, и потому требуется ежедневная гигиена покаяния – как умывание и чистка зубов утром и вечером – собственно, это соответствует налаженному строю молитвенной жизни христиан: чтение правил и тп. Но я-то не об этом.
Допустим, человек совершает какой-нибудь смертный грех, причем идет на него сознательно, совершает его, как свой жизненный выбор. Как он может жить дальше и оставаться верующим человеком? Давайте разберем. Если мы говорим о ЖИВОЙ вере, то ее непременно сопровождает Богообщение в каких-то видах, которое немедленно ПРЕРЫВАЕТСЯ со стороны Бога, как только происходит грехопадение – я по-моему, ни в чем не отступаю от святоотеческого учения церкви? То есть, Дух отступает от согрешившего, Бог удаляется, и человек оказывается в состоянии БОГООСТАВЛЕННОСТИ – самом мучительном состоянии души, какое себе только можно представить. И далее – два пути: или человек начинает каяться и бия себя в грудь, просить о милости до тех пор пока не выпросит прощение (само собой, что грех оставляется, а его последствия деятельно искупаются: пол имения раздам нищим, а кого чем обидел возмещу четверицею) – Богообщение восстанавливается и жизнь в Боге продолжается; или человек упорствует в своем заблуждении, и пережив первые душевные терзания, коснеет в грехе, совесть в нем замирает, и через некоторое время он уже чувствует себя вполне прилично и уверенно, ЗАБЫВ вообще о том, что бывает и было какое-то там Богообщение – по сути, это смерть души и утрата веры временная или окончательная. Других возможностей я не вижу и за всю свою жизнь не обнаружил. Вывод из этого ужасен для меня самого: «как может ждать прощенья тот, кто тверд в грехе» – и я не могу с ним ужиться до сих пор. Вот и продолжаю проверять – а вдруг это все-таки не так, вдруг я ошибаюсь, и люди все же как-то умудряются совмещать грех и коснение в нем – и жизнь с Богом и в Боге.
В этом смысле для меня не существует авторитетов и все для меня равны, живые и мертвые, будь они хоть патриархами, хоть святыми, а хоть бы и апостолами. И жизнь людей, как и любые жизненные явления я привык поверять Евангелием, взирая на Господа нашего и сверяя все и вся с Ним и с Его Учением, оставленным нам не как музейная ценность, но как жизненное руководство и мерило, являющееся единственным в этом мире критерием Истины – вот я и меряю, простите меня.
И когда я встречаюсь с непонятным мне явлением, я прикладываю к нему евангельскую линейку – и уж что намерил, то намерил. Если ошибаюсь – покажи, в чем ошибаюсь, а если прав – за что ты бьешь меня?
Окончательно потеряв за 35 лет пребывания в Церкви веру в людей и в человеческую порядочность, я задаюсь зачастую неприятными для любителей ампирного христианства но простыми вопросами: если человек основал подвиг своей жизни на обыкновенной понятной каждому личной непорядочности: подлости, предательстве, трусости, жадности, измене, и тп – может ли древо, выросшее из худого корня, принести добрый плод? Уверен, что нет, НИКОГДА – к собственному ужасу, и рад был бы быть разоблаченным в своем заблуждении. Поэтому я ВЫНУЖДЕН пересматривать, РЕВИЗОВАТЬ для себя самого ампирное христианство и сусальную святость ради выяснения этого единственного простого вопроса, который я решаю всю жизнь и решить не могу, потому что ужасаюсь раз и навсегда полученному мной решению: ВЕРА И ГРЕХ НЕСОВМЕСТИМЫ как лед и пламень и в одной душе ужиться не могут НИКОГДА.
Собственно, это все, что я хотел бы сказать о мотивах моих изысканий и публикаций в области критического пересмотра явлений церковной жизни вам, дорогой собрат, и всем моим читателям.
Олег Чекрыгин