О посмертной участи братьев наших меньших
Все последние дни я находился в состоянии тяжелого душевного расстройства из-за постигшего меня горя – умерла любимая кошечка, очень мучилась, 4 часа тяжелой агонии, и НИЧЕГО нельзя сделать, ничем не помочь. Люди скажут – фи, что за сантименты такие, подумаешь – кошка околела, всего делов-то, когда вокруг столько реального человеческого горя.
Соглашусь. Видимо, устарел, коль так сильно трогает и надрывает серце мука и смерть маленького беспомощного существа.
В связи с этим горестным событием среди прочего отыскал на фб и вернулся к своему старому посту двухлетней давности от 10 ноября 2016 года, с тех пор прошло более двух лет – и вот опять:
«у Даши вчера умер котенок-подобрыш, вечером, у нас на руках, сильно мучился последние два часа, агония была долгой. Виноват я – накануне накормил бедную киску мясом,дал кусочка три – думал как лучше, очень была истощена. В результате видимо развилась непроходимость, и – мучительная смерть. А еще целый день лезла на ручки – только есть отказывалась. потом вдруг упала и началась тяжкая агония. Я много видел смертей и провожал людей и близких и по службе – а тут, стыдно сказать, разрыдался в голос и до сих пор не успокоился – ужасно, когда НИЧЕМ не можешь помочь и хотя бы облегчить страдания умирающего живого комочка. Отнес в лес и там положил за пеньком, сегодня отнес ей цветочки – лежит бедная как оставил свернувшуюся клубочком, мокрая, под дождем, ей уже все равно. Молю Бога, чтобы принял ее к Себе – это, наверное, неправильно, но сердцу не прикажешь».
И вот опять – самые ранние цветочки, дикие мелкие маргаритки, беленькие с желтеньким сердечком – лежат на могилке третий день и не завяли, такие стойкие. В день похорон их еще не было, а буквально на следующий день, чуть потеплело – уже россыпью повсюду, такое чудо.
И опять я молился, обращаясь к Богу за утешением. От людей не больно-то дождешься, у всех свои дела, у каждого – свое горе. Или отпишутся формально, или отмахнутся, а то еще и позлорадствуют – всяко бывает. Один лишь Господь никогда не оставляет – всегда близ, и не укоряет, и не осмеивает. Многие, конечно, друзья, родные – посочувствовали, спасибо всем.
И вот наконец сегодня по молитве получил я от Бога чаемое утешение в виде благого помысла, а с ним и возвращение мира души, примирения с этой столь чувствительной для меня утратой, и радостного смирения перед величием Творца, спешащего по-отечески утереть каждую слезу страждущих детей своих – и утешить обещанным нам просвещением от Духа Своего, Утешителя, о грядущей участи нашей и тех, кого мы возлюбили.
Однако, сперва по порядку о том, почему мне так полюбилась эта маленькая киса.
В октябре у нас здесь, в Черногории, еще совсем тепло, и ночи теплые. Возвращаемся днем с моря, и вдруг видим у нашей помойки на повороте к дому – два контейнера, и вокруг них по обыкновению, все загажено – совсем маленького черненького котенка, месяца два от роду, не больше. Здесь укоренена такая милая сугубо православная повадка: стерилизовать кошек нельзя, грех!; а когда они рожают, котят у них отнимают – и на помойку, «на волю Божию», и пусть там подыхают от голода и болезней, потому что это «прИродно», то есть так устроено Богом, что несчастных котят заедают до смерти блохи и глисты, а герпес выедает им глаза – и главное что где-то там, на чужой помойке: с глаз долой – из сердца вон. В общем, сплошное стойкое православие, и никаких сантиментов.
Даша говорит: стой, там котенок! Я честно говоря такого всегда пугаюсь: опять возьмет несчастного котенка, а пристроить не получится – и так уже их шесть дома дожидаются: слепая, глухая, с перебитым носом, с изуродованным ухом, и два брата-акробата, подобранные Дашей прямо на шоссе с мотоцикла. Даша, видя мой испуг, говорит: я обещаю, домой брать не станем, будем тут на помойке подкармливать, пока подрастет, еще два месяца тепло будет – выживет. Ладно, пошли знакомиться, а она и рада нам: мяу, мяу, я вас жду – кошечка оказалась, да такая пригожая, ладненькая, грудка белая и белые брови-усики, на лапках белые носочки, прямо заглядение да и только – и кто такую умильную красотулю на помойку вывез и выкинул?
Съездили, привезли корму, оборудовали в кустах местечко под кормежку, покормили – и уехали, пока она кушать приладилась.
Назавтра приезжаем – нет нашей кисочки. Едва вышли из машины расстроенные: мись-мись, где ты? – она нам навстречу из кустов бе-е-жит: мяу, мяу, я вас узнала, я вам рада… И так две недели подряд – и так она мне к сердцу припала, что я Даше сам сказал: возьмем домой ее, чтобы любить. А она-то, киска, и рада: мяу, мяу, а я теперь буду здесь жить? А ты мой защитник? Ты меня защитишь от всего, убережешь от зла? Посмотрите на этот немой вопрос радостной готовности быть счастливой – на фото вот она в первый день, в первую минуту у нас дома. Не уберег…
С Дашей у нее как-то не сложилось – терпели друг друга. А я едва сяду на диван с ноутом – она тут как тут, бе-е-жит: мяу, мяу, я тебе рада – и под бочок, чтоб гладил. А сама так победно на Дашу посматривает: ну что, чикуля, видишь, кто здесь главный? Это меня любят, не тебя – такая вполне себе женская победная ревность.
В общем, припала к сердцу, чего и не ждал вовсе, и не желал… Так и осталась у нас Масечкой, Масяней, получила имя от того первого «мись-мись», что по-сербски «кис-кис».
Прошло четыре месяца, пережили короткую но бурную здешнюю зиму, пахнуло весной. Масечка моя подросла, заневестилась – что-то рановато, но бывает. Договорились на завтра везти к ветеринару на стерилизацию – жалко, но необходимо. Вечером кормить не стал, ходила грустная, все в глаза заглядывала: ты что же – разлюбил, выходит?
С утра хотел заранее закрыть в котопереноску, чтоб не наелась по недосмотру, начал искать, звать – нет кошки! Все нычки кошачьи обыскал, балконы, к Даше постучал – а вдруг? Пошел на улицу звать – думаю, может, шмыгнула невзначай мимо ног, когда дверь запирал? С полчаса потратил на обход окрестностей, вернулся, и вдруг вспомнил, что когда была поменьше ее старшие кошки за стиралку загоняли прятаться от них. Глянул – так и есть, сидит там, глаз не кажет. Ну, вытащил за шкирку, сперва думал, напугалась. А она вя-я-лая, и не глядит. У меня прямо сердце упало, я Дашу растолкал, кошку в переноску, обеих в машину и к ветеринару ходором.
Доктор наш – настоящий волшебник, всамделишный Айболит. Замученный! А денег с нас не берет – кошки-то – подобрыши. Всегда рад нас видеть, улыбается навстречу. Но только лишь Масю увидел – будто посерел. Наколол ее, капельницу влил – и не улыбается. Говорит нам – изоляция.
Ну, а дальше что рассказывать? Едва довезли, сразу обессилела, упала и лежала, начала холодеть, стали греть ее, а вечером через силу заползла в переноску, уткнулась – и к утру кончилась Масечка…
У меня, как и всех, наверное, немало перемерло братьев наших меньших – и каждый раз вставал передо мной вопрос об их посмертной участи: как же так может быть, что их больше нет совсем и никогда больше не будет? Но в этот раз все было иначе, я места себе не находил, не мог справиться с собой, смириться с ее уходом. Чуть подумаю о ней, вспомню – просто душат слезы. И стал Богу докучать, молиться за нее, чтоб открыл ее посмертную участь.
И вот что я узнал – как, откуда? – не вем, Бог весть. Но теперь понимаю и знаю точно, уверен.
Животные души безымянны по роду и племени их. Но мы, люди, приняв их в свою жизнь, оживляем, ословеснуем души их через сказанное о них Слово, данное им нами Имя, через которое они входят в нашу жизнь и соразделяют ее с нами дружбой и взаимной любовью. Эта наша с ними любовь вводит их в НАШУ вечную жизнь разделить ее с нами навсегда. «В доме Отца Моего обители многи суть», и там, в нашем вечном доме, нас ждут те, кто нас любил и был любим нами: мяу, мяу, где ж вы замедлили, я ждала вас, соскучилась, и даже два раза, я вам рада.