Была такая карикатура напечатана как-то раз в газете: впереди толпы идет человек со знаменем, на котором надпись: «ничего не понимаю». Я лично под это знамя готов хоть каждый день, но сегодня для этого повод особенно скандальный. Голый, так сказать, факт. Погибшие в «Норд-Осте» недостойны, оказывается, церковного погребения.
Не успели еще даже похоронить наших убитых, как откуда не возьмись, со своими подобными мнениями объявились кое-какие церковные служители, поспешившие эти мнения свои заявить на всю страну. Что же объявили они народу? Нашему народу-«Богоносцу», который Церковью объявлен как полностью (!) Православный. И потому нуждающийся во властном ограждении от растления западным миссионерством и католической экспансией. Даже говорят, что католикам теперь визы в Россию не дают. Прав был, однако, незабвенный Остап: нечего ихним ксендзам охмурять нашего брата. Как говорится, «теленочек маленький, на всех не хватит». А народу-то было объявлено неким священником от лица, понятное дело, Церкви, что погибшие в Норд-Осте недостойны церковного отпевания и поминовения, так как умерли они, приняв участие в «бесовском зрелище». Во как. Знай, мол, наших. Как будто они от зрелища умерли. Словно бы смерть приключилась им от запретного удовольствия, а не стала страшным финалом многодневных мук и издевательств злодеев.
Каюсь, что, перебегая все те три страшных дня от икон к телевизору и обратно в своем деревенском доме, молясь, как умею, у себя в храме Богу за терзаемых в «Норд-Осте», я, честно сказать, растерялся, как и многие. Понимаю сейчас, что надо было сразу мчаться на Дубровку, чтобы самим этим действием, хотя бы просто присутствием там, рядом, разделить со всеми нашу общую участь быть заложниками мирового Зла. Как-то не дошло сразу. Видимо, сказался шок. И потому никому не смею сказать ни слова упрека: если сам я ничего не сделал, как стану судить тех, кто, возможно, сделал что-то не так, или недостаточно?
Однако, прошло уже немало дней. Страна, схоронив убитых, кой-как от шока оправилась, и принялась жить дальше. Сама, как умеет. А Церковь в лице своих главных иерархов, церковных начальников, говорящих к народу от Лица Самого Бога – молчит. И до сих пор неясно, что же считает Единая наша Церковь: как числить погибших – православными или нет? Отпевать или не отпевать? Поминать или не поминать? Вот такой скандал получается.
Иногда такое впечатление складывается, что наша церковь находится не посреди нас для служения народу, а где-нибудь на Луне. Говорят, свет от звезды путешествует до земли много лет после того, когда ее уже не станет, и все это время, видя свет звезды, мы думаем, что она все еще висит и светит нам. Не знаю, в каком «далеком далеко» была церковь все это время, но и сейчас голос ее все еще не слышен. Видимо с Луны путь неблизкий, пока дойдет туда, потом обратно, все по дороге рассеется.
Вот когда, помню, Брежнев помер, на все приходы даже захолустные из Патриархии разослали срочные телеграммы с грифом «Правительственная», в которых попам строго наказывалось совершить заупокойные служения по преставившемся правителе, и разъяснялось, чтобы поминали его не «рабом Божьим» – Боже упаси! – а только как «новопреставленного Леонида». Оно и понятно, не пристало Генсеку КПСС чьим-то рабом именоваться.
Нынче, однако, нашелся-таки умник, который осмелился высказать то, что многими, я думаю, в «церковной» среде думается «про себя»: так, мол, вам и надо, охальникам, охочим до бесовских зрелищ, это вам наказание Божье через иноверцев за нечестие, как было Руси от татар. Держу пари, у многих это на уме. И молчат иерархи наши, медлят с публичной оценкой непристойного поведения священника не потому ли, что тут, как говорится, «всюду клин». На самом деле общество расклинило на тех, кто душой с пострадавшими( таких большинство), и «верующих» в наказание Божие за всеобщее «нечестие» ( таких может оказаться большинство в церковной среде, и среди священства). Но сказать об этом вслух никак нельзя, политика: либо «внешних» окончательно оттолкнешь от церкви, в которой и так народу нет, либо со «своими» поссоришься и прослывешь «жидом» и «масоном», а то и тем и другим вместе.
Уже кой-кто из церковных деятелей поспешил в прессе и на телевидении засветиться со своими мнениями, среди которых, удивительно, так и не нашлось места хотя бы извинению за допущенную бестактность. От лица Церкви. Зато активно обсуждают природу зрелищ вообще – бесовские они или не бесовские?
Я бы принятый думой закон о телевидении во время терактов распространил бы и на таких церковных деятелей, причтя их к пособникам террористов. Как же они могут в момент, когда всех
нас сплотила общая беда, когда все: общество, творцы, власть, вдруг узнав друг друга, как родственники после беспамятства и болезни, готовы как на Пасху «обнять друг друга» – как смеет кто-то от лица Церкви, Самого Христа всовывать шаловливый пальчик в трещинку различия по «чистоте» веры. Разве это не есть преступное проявление того самого «религиозного экстремизма» в его крайних формах, который способен здравомыслящее большинство общества навсегда отвратить от той церкви, в которой могут иметь право голоса подобные труположники?
Уместно ли над разверстой могилой замученного нелюдями лишь за то, что все мы – «не ихней веры» – заводить с безутешными родственниками скандал – опять-таки «за чистоту» теперь уже «нашей» веры? Спор, вздорный по существу в посткоммунистическом обществе, проблуждавшем восемьдесят лет по пустыне безверия, а по содержанию – злобный, и исполненный безнравственного желания показать «кузькину» власть всем, кто под руку подвернулся, какой ни найдись для этого, пусть и неподходящий, повод. А это – не терроризм? И не убийство ли это, которым, по пророчеству Христа, многие будут думать, что угождают Богу?
Для чего нужно единство церкви, десять лет скандально отстаиваемое у власти с помощью юристов и политиков: для единоличного владения и централизованного распоряжения имуществом, деньгами, и гуманитарной помощью, что ли? Где единое мнение церкви по актуальным, злободневным вопросам общественной жизни? Почему соборный голос церкви не звучит в годину бедствий, в защиту угнетенных и обездоленный, почему не обличает он зарвавшуюся власть и наворовавшееся бессовестное богатство? Зачем нам церковное начальство, если оно живет для себя и думает только о своем личном благополучии? Нет ответа. Его нет никогда. Система «ниппель». А вся борьба с недовольными уходит под ковер, которым этих недовольных всегда удобно тихо придушить.
Где, я спрашиваю как священник, единое мнение Церкви по такому, к примеру, жгучему, вопиющему вопросу: как верующие люди должны воспринимать происшедшее на Дубровке с точки зрения учения Христа, и вечных истин, на содержание и хранение которых церковь заявляет свои единоличные права? И вопрос этот не праздный, отнюдь не теоретический, потому что событие на Дубровке не только политическое. Я бы даже сказал, отнюдь не политическое. Ведь там много людей погибло, наших братьев, в том числе, и по вере. Или нет? Как за них молиться, что будет с ними, какова их участь пред Богом? Это что, каждый для себя сам должен решать? Или это решает поп на приходе? Нет ответа. Вот и появляются разнотолки. И каждый кулик спешит свое болото славить, а заодно прославить и себя славою хотя бы и скандальной.
Ну, коли так, то порешусь и я высказать мнение, которое, за неимением вразумительного, членораздельного и ответственного церковного определения, вынужден был решиться отыскивать в своем сердце, перед лицом Бога и собственной совести. Что, за постоянным неимением общецерковного решения, впредь рекомендую всем и каждому: самим стараться жить пред Богом и поступать по совести. Итак, в воскресенье, последовавшее за субботней трагической развязкой, случившейся в субботу, на праздник Иверской иконы Божией Матери, я принес в храм первые появившиеся списки погибших, и предложил своим прихожанам вместе со мной молиться за них на литургии, и поминать их, как невинно убиенных, пострадавших за веру христианскую. Не мое дело определять дела Божии: святость, угождение Богу, причтение к Небесной Церкви. Пусть этим, если хотят, занимаются те, кто решил, что имеет на это права от самого Бога – и Бог им Судия. Но что касается человеческой и христианской оценки самих событий, то каждому должно быть ясно: террористы были безжалостны к заложникам, в том числе к малым детям, именно за то и потому, что они были «не-их-верные», то-есть, независимо от личного отношения к Богу были причислены мучителями к христианам, последователям Христа, и за это мучимы и умерщвлены.
Те 14 тысяч младенцев, убитых Иродом на всякий случай в надежде извести Иисуса в младенчестве, и себя-то еще толком осознать не смогли, как уже были умерщвлены злодеем. Однако они поминаются церковью дважды на Рождественской неделе, как первые христовы мученики, а имя Ирода стало нарицательным определением вопиющего злодейства. Разве ироды, захватившие «Норд-Ост», чем-то лучше древнего злодея? Или невинно убиенные всего лишь за принадлежность «не к той вере», не возлюблены умершим за них Христом? Разве Новый Завет не настал?
Я вот тут прочитал «опровержение». Оказывается, люди все опять не так поняли. Батюшка молодой, и «по горячей любви к Богу» погорячился родственников убитого «побранить» за участие покойного в «бесовских зрелищах». Он же не отказал, поругал маленько, но ведь не отказал же… Сами они обиделись и отказались.
Тут бы уместно не «опровержение», а покаяние принародное. И, за неимением у кого бы то ни было еще из «представителей Церкви» желания извиниться за бестактность, за неспособность хотя бы соблюсти внешние приличия, которые известны всем и каждому, и предписывают «о покойном ничего, кроме хорошего», я, уже не будучи «молодым» священником, считаю своим человеческим и священническим первым долгом, извиниться перед родственниками за хамство, и бессердечие, равное которому по циничности встретишь разве что среди отпетых негодяев, подобных нордостовским террористам, иродов, забывших, что и у них есть мать. Мы виноваты, простите нас.
Далее.
Особо хочу сказать про бесовские зрелища. В отсутствие ясных и всем понятных современных церковных определений придется опять-таки самим разобраться раз и навсегда, чтобы впредь наши «молодые и горячие любовью к Богу» на носу себе зарубку сделали между просто зрелищем, и зрелищем бесовским.
Хочу начать с того, что весь Божий мир является, в первую очередь, грандиозным зрелищем, на которое зрим все мы, призваные Богом из небытия к бытию в этом зримом мире. Так что поосторожнее надо «горящим к Богу» быть в словах, а то как бы и, правда, не сгореть. В вечном огне. Не забывать, что «от слов своих… осудишься», и «за праздное слово дадите ответ», так что нечего просто так что ни попадя языком без ума молоть. Говорить надо сперва подумавши, а если окажется нечего сказать, так и не говори ничего – глядишь, за умного сойдешь, или за доброго.
Во-вторых. Богослужение-то в своей обрядовой части – тоже зрелище, да еще какое, особенно Архиерейские и Патриаршии службы. Литургию-то можно при необходимости на пеньке в лесу за пять минут отслужить и причаститься, как в лагерях наши священномученики делали. А богослужение и задумывалось, как зрелище, как символическое изображение, в образах и лицах, событий Священной Истории. При этом священник попеременно должен был «изображать» то Христа, то апостолов, то ветхозаветных праведников – по ходу пьесы, так сказать. Вроде театра одного актера. Только сегодня все об этом как-то забыли, а наши «горячие» недоучки и знать не хотят, да еще шельмуют своих же ученых профессоров, желающих им эти знания втолковать и напомнить в семинариях и академиях (взять хотя бы совершенно непристойную компанию затеянную в последнее время священниками Карелиным и Снежко против уважаемого профессора Осипова).
И наконец, в-третьих. Что, у наших «горячих» других поводов себя показать, что ли, мало? Почему-то все помалкивают про действительно бесстыжие зрелища, грязным вонючим потоком затопившие страну с телеэкранов и сценических подмостков. Вот бы, выступая-то по телевидению, отцы наши взяли да и сказали об этом на всю страну, или, например, о нравах, царящих в среде ихних спонсоров, имеющих средства оплачивать телевизионную славу мудрецов от православия. Я, например, помню, как поп в рясе сидел в жюри очередного конкурса голых бесстыдниц. Интересно, он это от себя лично делал, или от лица Церкви? И с каких позиций он «оценивал» ихние прелести – с православных, или еще каких? Господи, прости меня, грешного.
Что же касается злополучного мьюзикла, то как-то все забыли, что-ли, что это детский спектакль? Спектакль, поставленный по любимой всеми романтической детской книжке Каверина «Два капитана», которой в отрочестве зачитывались «в запой» все без исключения «мальчишки и девчонки», в том числе наверняка и сегодняшние «нелицеприятные» судии «бесовских» зрелищ. Или они все вдруг забыли, как сами были детьми? А что, своих детей они теперь одной лишь псалтирью, как недоросля фонвизинского, пичкают? Причем в спектакле-то сами дети и играют вместе со взрослыми. И спрошу еще я наших православных: а как же наши рождественские и пасхальные постановки, которые наши дети сегодня готовят в воскресных школа при церквях? Это что, тоже «бесовские зрелища»? Давайте все-таки как-то сначала между собой разберемся, прежде чем перед народом-то позориться.
Многое можно было бы вспомнить по поводу: и церковные благословения, раздаваемые священнослужителями всех рангов и мастей нашим «олимпийцам», и переживания Патриарха за успех нашей олимпийской сборной (что же тогда-то стыдливо молчали обличители бесовских зрелищ?) – да не место сводить счеты на кладбище.
Не знаю, как нас Бог еще терпит в Церкви Своей. Но вот чего я действительно не понимаю, так это как нас всех еще терпит народ, и не прогнал нас, продажных и бессовестных фарисействующих политиканов из своей Церкви, которая должна по велению Божию служить Народу, а не властвовать над ним. Ибо всякая власть, пытающаяся встать над человеком, безнравственна по своей природе. Ведь сын Человеческий пришел «не для того, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу свою для искупления многих». И потому сегодня я от себя, и тех верующих, кто думает так же как я, хочу попросить у всех прощения за то, что нас не было в том зале, за то, что мы остались живы, и продолжаем жить, как жили: недостойно христовой смерти и памяти тех, кто, умерев, вольно или невольно, за Христа, верую, «и живы будут с Ним». На самом деле, нет – смерти.
Олег Чекрыгин, протоиерей, г. Обнинск.